Единственно возможная в рамках настоящего дискурса классификация – это классификация на основании эмотивного воздействия транспортного средства на душу транспортируемого субъекта, полагающего при этом, однако, что он перемещается добровольно.

Итак, самый радостный транспорт – это трамвай. Самые радостные трамваи – в Смоленске и Коломне. В Коломне они зелёные. В Смоленске – делают резкий клон при повороте; даже сидя, приходится хвататься за поручень, чтобы не упасть. Аттракцион-трам. Всего за четыре рубля. Смоленский и коломенский трамвай едины в одном: около железнодорожного вокзала (ладно, станции, уговорили – это про Коломну) они делают круг. Питерские трамваи – воплощение радости, дошедшей до стадии рубедо, и потому они в конкурсе не участвовали. Я думаю, что питерский трамвай, если хорошенько разгонится, запросто улетит в небо. Как рыба в "Мечте Аризоны". Возможно, что он и есть рыба. Рельсовая и дребезжащая разновидность корюшки (только огурцами не пахнет). Кстати, смоленские трамваи пахнут тёплым хлебом и паровозом. Я хочу найти трамвай, на котором можно было бы уехать из Москвы куда угодно… Например, в Архангельск. Жаль, в Архангельске уже нет трамваев.

Второй радостный и добрый транспорт – молоковоз. О, он такой жёлтый и пыльный, и несётся с бешеной скоростью ровно посередине дороги – так, что разделительная полоса эротично проскальзывает у него между колёс. Скорость его запредельна, но он ловко вписывается в повороты, и мчит дальше. Только вот он не взлетит, если даже разгонится до скорости света. Он сотрёт об асфальт шины, камеры и рёбра колёс и бамкнет, дребезжа. И молоко выплеснется из его стального бочонка-кузова Млечным путём… Тогда, наверное, прибежит тысяча кошек, которые будут лакать это молоко и мурлыкать. Вслед за ними прибежит вдруг Шкафандрик и начнёт на них пшикать. А я выползу из развалин кабины, посмотрю на вертящееся вокруг небо со вкусом земляники и упаду на обочину. Всё. После этого останется только одно – вечно купаться в ночном озере Неро, пугая лягушек. И лето никогда не кончится, и ни Чёрной, ни Полной луны не будет, и Клава не откроет, зимы не будет, и всё будет хорошо.

Третий транспорт – мотоцикл с коляской. Я ездила на нём в детстве. У нас был чёрный мотоцикл, абсолютно чёрный, крашеный какой-то дегтярно-густой краской. Папа вкатывал на нём с грохотом и рокотом. А дети во дворе свято верили, что мотоцикл этот немецкий трофейный. На меня надевали танкистский шлем (я же говорю: мотоцикл – трофейный!), сажали в коляску и закрывали жёстким и пыльным дерматиновым фартуком. В ноги и с боков (я же мелкая) часто совали сумки и авоськи капроновые с едой и чем-то ещё. Может, мама помнит, с чем? Мама с папой надевали шлемы, папа – громадные перчатки (вот, вспомнила, что так напоминают фехтовальные перчатки), и его руки на руле делали непередаваемое движение – круглое такое, вжик-вжик. Мы ехали, а я гордилась и воображала бог знает что. Когда я снова буду маленькой, мы втроём сядем и поедем по трассе, про которую я в детстве верила, что она Киевская. А потом дальше и дальше. На восход. Или на Север. К белым мишкам. За белыми грибами и белой черникой.

Четвёртое фанатское средство передвижения – фура. Высоко сижу, далеко гляжу. Что тут ещё скажешь?

В-пятых, сильно радуют велосипеды и кони. Наверное, ещё на верблюде (если скрестить его с рысью, получится жираф) хорошо ехать по цветущей кыргызской степи… К озеру Иссык-Куль. А однажды, ещё в детстве, я добиралась до дому, в неловких попытках нестопа (страаафно) на телеге с конём… Н-но! Чмок-чмок! Нно… Трясёт сильно, и солома колется – предупреждаю! = ))

P.S. Моя смерть ездит в чёрной машине с голубым огоньком?.. (с)БГ